Первые рассказы Фадеева, анализ
Первые рассказы Фадеева, анализ, анализ произведения
Первые рассказы Фадеева, анализ
Первые рассказы Фадеева, анализ.
С немалыми политическими амбициями и начинал Фадеев свою писательскую деятельность.
А в литературу он пришел не случайно.
В отличие от многих партийных работников, стремившихся установить свою власть в литературе и искусстве при полной собственной бесталанности, он был человеком художественно одаренным.
И заявило о себе его дарование в первой же повести "Разлив" (1923) неожиданным для самого автора своеволием. Недавний военкомбриг Александр Булыга (партизанский псевдоним Фадеева) намеревался дать в этой повести картину борьбы за Советскую власть в одном из уссурийских сел. И старательно выписывал фигуру главного героя, большевика Неретина. И тщательно продумывал все его дела и поступки. А начинающего прозаика Сашу Фадеева то и дело уводили в сторону от этого замысла какие-то очень искренние, но совершенно аполитичные страсти и эмоции. Едва начинал он описание очередной классовой схватки между сельским активом и кулаками, как ему тут же изменяли "качества воли, выдержки" и схватка перерастала под его пером в обыкновенный кулачный мордобой, который он комментировал с заразительным болелыцицким азартом.
Стоило ему ввести в действие нескольких вольных таежных охотников, как увлечение экзотикой их быта, нравов, отношений, в том числе любовных, стало вытеснять из поля его зрения революционные дела и заботы главного героя. И уж совсем не то, что надо, получалось у него, когда он обращал взор на крестьянскую массу, которую Неретин стремился завоевать и вовлечь в новую жизнь и которая у самого молодого Фадеева с партизанских дней вызывала жгучую неприязнь.
Эта греховная для марксиста неприязнь прорывается в повести не однажды. А сцена спасения крестьян, застигнутых разливом реки в лугах, и вовсе выдает его с головой:
"Народ схлынул на одну сторону к лодке. Задние, обезумев, полезли на передних... Бестолково, по-овечьи копошились на маленьком островке люди. И потому, когда отсчитывал Дегтярев восемь человек в лодку, казалось Кане, что отбирает он из собственного стада испуганно блеющих овец. Потный волосатый мужик старался из середины протиснуться к лодке. Он грозил Дегтяреву кулаком и кричал, обливая слюной сивую бороду:
- Куда баб отбираешь? Мужиков в перву очередь бери!.. Хлеба пропали, ежели мужики перетонут! С баб кака корысть?.."
Через десять лет, вспоминая о своих первых шагах в литературе, Фадеев дал "Разливу" беспощадно суровую оценку: "Несерьезное и неряшливое произведение... Материал повести остался сырым и необработанным..." Повесть и в самом деле мастерством исполнения не отличалась. Но больше всего удручало ее автора то, что собственные его впечатления и эмоции вышли из-под контроля разума, не подчинялись строгому идейному замыслу.
Уже следующей вещью - рассказом "Против течения" (1923) молодой писатель с лихвой восстановил свое политическое реноме.
В рассказе безраздельно господствует Фадеев-политик, который умеет обуздывать и "дозировать" свои непосредственные впечатления и твердо знает, как надо и как не надо подавать читателю события гражданской войны. Сюжет рассказа целиком построен на конфликте между массой и способными противостоять ей и покорять ее большевистскими руководителями, между "выросшей в черноземных падях партизанской стихией и выплавленной в жарких вагранках, окрепшей на железнодорожных путях разумной классовой волей".
Портрет массы Фадеев и здесь рисует, не тая острой антипатии к ней:
"...и из человечьего месива, где озлобленные лица, обдрипанные шинели, штыки, патронташи, подсумки и мокрые ветви загаженного людьми ельника сливались в одно оскаленное щетинистое лицо, неслось:
- За Амур! За Амур..."
Но издевки, как было в "Разливе", он уже не допускает и, говоря о людях, составляющих эту массу, находит вроде бы сочувственные слова: "Вся беда их заключалась в том, что они были темны, как взрастивший их чернозем, смертельно устали воевать, а дома их ждали собственные земли, избы, семьи и такой заманчивый семейный уют".
Большевистским руководителям Фадеев, однако, сочувствует куда больше. И любые их действия, какой бы крови они ни стоили, одобряет самым решительным образом.
В финале рассказа преданные революции бойцы залповым и пулеметным огнем расстреливают мирную толпу митингующих партизан, которые, оставив фронт, намереваются разойтись по домам...
С годами Фадеев становился все более искусным политиком.
Он считал себя солдатом партии и готов был служить ей беззаветно, какие бы повороты и скачки ни совершала она на своем генеральном пути. По-прежнему не исключал он и насилия над личностью, и над массой во имя достижения определенных политических целей.
Однако научился тоньше и убедительней доказывать его необходимость.
Словом, успешно овладевал искусством политической игры и не без удовольствия принимал в ней участие.
Но и художественное его дарование зрело, развивалось, обретало силу и глубину.
Как художник, он все острее чувствовал, что черно-белый мир классовых связей и противоречий, в который он со товарищи пытается втиснуть все человечество с его историей и судьбой, для него, для человечества, тесноват, что люди живут гораздо более сложной и многоцветной жизнью, чем видится она сквозь призму этого мира.
И он с растущим интересом и вниманием всматривался в людей, в их лица,души, судьбы, не исключая и тех, кто прежде сливался для него в "одно оскаленное щетинистое лицо".
Ясно, что две эти ипостаси: политика и художника - не могли соединиться в одну.
Но Фадеев до поры до времени никакой драмы раздвоения не испытывал. Политик диктовал ему, что писать, ставил задачи, указывал цели.
А художник сам решал, как писать.
В середине 20-х годов это было еще возможно.