Анализ элегии Сумаркова "Страдай"

Анализ элегии "Страдай", анализ произведения



Анализ элегии "Страдай"


Анализ элегии "Страдай".
Достижения Сумаркова значимы в области ритмической разработки стиха. Большинство его элегий написаны шестистопным ямбом в силлабо-тонической системе. Эта система, как помним, была открытием Тредиаковского. Завершили открытие и полно реализовали его на практике Ломоносов и Сумароков. Составим схему шестистопного ямба:
UÚ / UÚ / UU / UÚ / UU / UÚ / U
UÚ / UU / UÚ / UÚ / UÚ / UÚ
UÚ / UÚ / UÚ / UU / UÚ / UÚ
Проанализируем особенности стиха и увидим, что шестистопный ямб имеет здесь отклонения от строгой метрической нормы: дополнительный слог в первой строке; пиррихии, то есть пропуски ударений, в некоторых стопах всех трех строк. Поэт воссоздает мелодический рисунок стиха, находя гибкие соотношения метра и ритма. В результате возникает интонационно разнообразное и потому естественное звучание поэтической речи, передающей сложные оттенки настроения и мысли. Силлабическая слоговая система такой возможности русским поэтам не предоставляла: слоговой принцип, игнорируя мелодическую ударность (тонику), делал стих монотонным и однообразным.
Одно и лучших элегических произведений поэта "Страдай, прискорбный дух, терзайся грудь моя" (1768) посвящено не теме любви. Речь в этом печальном стихотворении идет о том, что вдохновенный труд и преданность Музам не принесли поэту счастья. Он, впрочем, "пышного счастья" и не искал. Он надеялся обрести душевный покой и радость творчества в поэтических занятиях, в служении Музам:
Страдай, прискорбный дух, терзайся, грудь моя;
Несчастливее всех людей на свете я!
Я счастья пышного сыскать себе не льстился
И от рождения о нем не суетился;
Спокойствием души одним себя ласкал:
Не злата, не сребра, но Муз одних искал.
Но лирический герой обманулся, жить, оказывается, следовало совсем иначе. Потому что результат служения Музам - поэтическая слава - непрочен и коварен. Удача легко отворачивается от некогда обласканного вниманием и поклонением автора. Он решает расстаться с творческим трудом:
Не буду драм писать, не буду притчей плесть,
И на Парнасе мне противно все, что есть.
Не буду я писать!..
Такова кульминация стихотворения. А в финале нас встречает неожиданный поворот мысли. Лирический герой и рад бы отрешиться от поэтического творчества, но обнаруживает вдруг, что это не в его власти:
Не буду я писать! но - о несчастна доля!
Во предприятии моя ли в этом воля!
Против хотения мя музы привлекут
И мне решение другое изрекут.
Психологическая коллизия сложна и противоречива:
Хочу оставить муз и с музами прощаюсь,
Прощуся с музами и к музам возвращаюсь.
В элегическом жанре редко обходится без любовного мотива, введенного хотя бы косвенно. Чтобы представить ситуацию более впечатляюще и красочно, поэт обращается к сравнению с любовными переживаниями:
Любовницею так любовник раздражен,
Который много дни был ею заражен,
Который покидать навек ее печется
И в самый оный час всем сердцем к ней влечется.
Таким образом, финал стихотворения совершенно не в духе классицистических предписаний: нет рационального разрешения ситуации, нет ответа на поставленный вопрос. Финал открыт в будущее, не завершен. Лирический герой остается в неведении и смятении. Он убедился, что его стихотворство - лишь "бесполезная и пагубная страсть". Но преодолеть ее он не в силах, потому что только ею и способен жить. Пройдет несколько десятилетий, и М.Н. Муравьев и В.А. Жуковский продолжат опыты Сумарокова в жанре медитативной элегии (латинское meditatio, что значит размышление). Возможно, возьмут они на заметку и предупреждение Сумарокова, обращенное им к своему ученику и собрату по перу Василию Ивановичу Майкову:
Витийство лишнее - природе злейший враг;
Брегися сколько можно
Ты, Майков, оного; витийствуй осторожно.
В этом же послании он изложил и свои требования к поэтическому слогу: "простота, ясность и чистота":
Коль нет во чьих стихах приличной простоты,
Ни ясности, ни чистоты.
Так те стихи лишенны красоты
И полны пустоты.
Конечно, в элегии, да еще медитативной, жанровой форме мало разработанной, трудно было и самому Сумарокову не "витийствовать", как он ни старался этого не делать. В 1830-е годы Пушкин даст законченный и совершенный образец элегического жанра. Но отдадим должное Сумарокову: терпя неудачи, переживая критические нападки собратьев-литераторов, он продолжал упорно работать в этом сложном и перспективном для русской поэзии жанре.
Простоты и ясности поэтического слога Сумароков гораздо легче добивался в так называемых "низких" жанрах. Вспомним учение Ломоносова о "трех штилях": высоком, среднем и низком. Оды и героические поэмы ("высокие" жанры) должны были писаться в высоком стиле с использованием "избранной" лексики. "Средний" жанр элегии предполагал "средний" стиль - лексику разнообразную, но без просторечных и грубых слов и выражений. А вот в жанрах "низких", то есть в баснях, притчах, комических поэмах помещалась лексика пестрая, слова и речевые обороты самые разнообразные: от нейтрально-приличных до простонародно-площадных.
Поэтические эксперименты в "низких" жанрах были в ту пору очень смелыми и интересными. Например, Василий Майков в своей наделавшей много шума комической поэме "Елисей, или Раздраженный Вакх" (1770), не стесняясь простонародных выражений и изречений, красочно описывал жизнь городских низов Петербурга: пригородные слободки, кабаки, смирительные дома, тюрьмы для гулящих девиц. Северная столица отстраивалась, из деревень на разнообразные работы в нее прибывали оброчные крестьяне. Посещение "питейных заведений" было в этой среде самым обычным делом, и Майков дает точное описание расположения кабаков для простого люда ("Тычок", "Звезда"):
Против Семеновских слобод последней роты
Стоял воздвигнут дом с широкими вороты,
До коего с "Тычка" не близкая езда.
То был питейный дом названием "Звезда".
Приключения главного героя поэмы - ямщика Елисея - комически перекликаются с тем, что творится на высоком Олимпе у богов:
Геркулес от скуки
Играл с ребятами клюкою длинной в суки;
Цибела старая во многих там избах
Загадывала всем о счастье на бобах.
Это сниженное, демократическое изображение богов, эта перекличка "низкого" и "высокого", были смелыми художественными новациями и в содержании, и в форме произведения.
Но истоком своим они опять-таки имели поэтические опыты Сумарокова в жанрах эпиграммы, сатирического послания, басни и притчи. Вот один из характерных примеров: сумароковские строки, от которых вполне мог оттолкнуться Майков. Сумароков насмешливо изображает поведение актеров в современном театре:
Богини дыни жрут. Пегас стал, видно, хром.
А ныне этот конь, шатаяся, тупея,
Не скачет, не летит - ползет, тащит Помпея.

Анализ произведений русской и зарубежной литературы ( все произведения )